Анархизм: история и ментальность русского бунта - А. Давыдов

Анархист указывал на вполне реальные сложности оценки размеров оплаты труда и с точки зрения «меновой ценности», и с точки зрения теории полезности или прибавочной стоимости. Он писал вполне правильно о том, что нельзя сравнивать в часах труд разных людей в разных сферах деятельности: «Это значило бы закрыть глаза на всю сложность промышленности, земледелии и вообще всей жизни современного общества; это значило бы не замечать, до какой степени всякий труд каждой отдельной личности является результатом всего прошедшего и настоящего труда всего общества. Это значило бы думать, что мы живём в каменном веке, тогда как на самом деле мы живём в веке стали».117

Но, во-первых, человек трудится не ради «оказания услуг обществу», а для того, чтобы обеспечить жизнь свою и своей семьи, поэтому он и старается сделать как можно больше и заработать как можно больше.

Во-вторых, в прибыли капиталиста, в заработной плате наёмного работника, в доходах лиц интеллектуального труда заключаются и «оцениваются» их личные, конкретные трудовые усилия, то новое, что они произвели путём вложения капитала, физического или умственного труда. Поэтому нет необходимости проводить глобальные расчёты «коэффициента трудового участия» с учётом трудового участия всех людей, живших на планете с момента возникновения Homo sapiens.

В-третьих, при всей объективной сложности оценки трудового вклада каждого члена общества, при всей его даже несправедливости (на самом деле невозможно сравнивать труд шахтёра, сталевара, врача, адвоката и учителя, санитарки, уборщицы) другого варианта распределения материальных благ просто нет. Если всем давать по потребности, то на всех в достаточном количестве не хватит, Кропоткин не смог доказать обратного – все его расчёты в этом отношении носят поверхностный и неубедительный характер. А раз на всех не хватит по принципу «берите сколько хотите», то возникнет необходимость вводить учёт имеющихся в распоряжении общества благ, какие-то нормы потребления, следить за соблюдением этих норм. А, следовательно, общество вынуждено будет создавать какие-то органы учёта, распределения и контроля, т.е. или воссоздавать государство, или частную собственность.

В отношении Маркса и его последователей Кропоткин не прав и по той причине, что сам Маркс допускал принцип распределения по труду, по «трудовым квитанциям» только на первой стадии коммунистического общества – социалистической, при полном понимании, что этот принцип распределения носит буржуазный характер. И допускал именно потому, что считал (и правильно считал) недостаточным уровень производительности труда и количество производимых материальных благ для обеспечения всех по коммунистическому принципу. В развитом же коммунистическом обществе марксистов принцип распределения такой же, как у анархистов – по потребностям.

Кропоткин осуждал «буржуазную благотворительность» в виде воспитательных и рабочих домов, бесплатных обедов и т.д., но в случае попытки реализации на практике его анархо-коммунистических идей, всё к таким «бесплатным обедам», ночлежкам и тому подобному весь коммунизм и свёлся бы.

И совсем грубую ошибку допускал Кропоткин, когда смешивал совершенно разные понятия: труд, трудовые отношения, в процессе которых оценивается работа человека (справедливо или нет в данном случае не важно), за счёт оплаты которой обеспечивается сама жизнь человека и личные, нравственные отношения между индивидами,118 которые, конечно же, в денежных единицах не оцениваются. Их никто из экономистов-учёных в деньгах и не оценивал. А если в повседневной и конкретной жизни кто-либо оценивал дружбу, любовь, сочувствие, моральную поддержку в дензнаках, то его поведение даже в буржуазном обществе расценивалось всегда как аморальное.

Кропоткин ставил целью преобразовать политическую экономию. При рассмотрении общества и его политической организации анархисты, писал он, начинают с понятия свободной личности и затем переходят к свободному обществу – вместо того, чтобы начинать с государства, а затем спускаться к личности. В экономических вопросах анархисты следуют такому же методу – сначала изучают потребности личности и средства для их удовлетворения, а затем уже рассматривают вопросы производства, обмена, налогов, правительства и пр.

Это, на первый взгляд, незначительное различие, на самом деле, по мнению теоретика анархизма, переворачивает все понятия официальной политической экономии.

Кропоткин утверждал, что все экономисты от Адама Смита до Маркса начинали с производства (разделение труда, мануфактуры, роль машин, накопление капитала), а только потом переходили к потреблению, да и то ограничивались описанием распределения произведённых богатств.

Анархист не соглашался с вроде бы логичным рассуждением, что необходимо вначале произвести то, что удовлетворяет потребности, что прежде чем потреблять, нужно произвести. Кропоткин ставил вопрос иначе: «Но прежде чем произвести что бы то ни было, разве не нужно почувствовать потребность в данном предмете?» Он писал, что именно необходимость заставляла человека охотиться, изготавливать орудия, изобретать и строить машины и «чем, как не изучением потребностей, должно было бы руководствоваться производство?» Ему казалось логичным начать «именно с того, что побуждает человека работать, а затем уже перейти к рассмотрению средства удовлетворения потребностей посредством производства».

Кропоткин заявлял, что именно так поступают анархисты и политэкономия принимает совершенно другой вид и «из простого описания фактов она превращается в настоящую науку, стоящую наравне с физиологией, – науку, которую можно определить как изучение потребностей человечества и средств удовлетворения их с наименьшей бесполезной потерей человеческих сил». Он предлагал назвать эту подлинно научную, на его взгляд, политэкономию физиологией общества.119

Но экономисты и начинали с потребностей, даже если об этом прямо не писали, но подразумевали, что для того, чтобы жить человек должен есть, пить, одеваться, иметь жилища. Маркс и Энгельс свои занятия политэкономией начали именно с постановки вопроса об этом в ранних философско-экономических рукописях, которые не были сразу опубликованы, и только потом Маркс занялся написанием знаменитого «Капитала».

Экономисты, и Маркс с Энгельсом в том числе, потому и занимались в первую очередь производством, что необходимость удовлетворения потребностей человека в еде, одежде, жилище для них был аксиомой, о которой нет нужды повторять лишний раз. Но именно то, как, каким способом, какими орудиями труда осуществляется производство, как соединяются орудия труда и рабочая сила определяется тип личности, степень её развития, характер общественных отношений, в том числе и способ распределения произведённых материальных благ.

Кропоткин, пытаясь создать подлинно научную политэкономию, повторял ещё одну, характерную для революционеров, ошибку – он сводил потребности личности к минимуму, ему казалось, что достаточно обеспечить человеку минимальные потребности в еде, одежде, жилище и он будет счастлив и доволен.

Не придавал теоретик анархизма практически никакого значения разнообразию человеческих потребностей. Одному человеку одного дворца мало, а другому достаточно и лачуги, для одного нужны роскошные блюда, а другому стакана самогона достаточно. Учитывая же огромность разнообразия человеческих потребностей, их непрерывный и всё ускоряющийся рост, начинать с изучения потребностей, а потом уже переходить к производству средств их удовлетворения означает свести их к минимуму и затормозить, если не остановить развитие общества. И закономерно, что для стран, пытавшихся строить коммунизм, характерны именно минимальность удовлетворения потребностей, стандартность в одежде, питании, жилищах. Так было в СССР, в прежнем Китае, в КНДР.

Если в понимании роли производства и потребностей Кропоткин расходился с Марксом, то в отношении к разделению труда у них много общего. Кропоткин считал, что разделение труда приводит к узкой специализации рабочих, умеющих в совершенстве выполнять только одну операцию.

Этот «бесконечно вредный для общества и притупляющий для личности» принцип разделения труда, по мнению анархо-коммуниста Кропоткина и всех коммунистов, включая Маркса, есть «источник целого ряда зол».

Зло для личности Кропоткин видел в том, что изготавливающий всю жизнь одну и ту же деталь или только её часть, выполняющий одну и ту же операцию рабочий неизбежно теряет интерес к работе, оказывается в полной зависимости от хозяина, занимаясь всю жизнь одной и той же машинальной работой рабочий теряет ум и изобретательность. Он был уверен, что «производительность нации падёт» вследствие разделения труда, «тогда как разнообразие занятий, наоборот, сильно увеличило бы производительность данного народа и развило бы в нём изобретательность».